Разговор перескочил на проблемы школы: у Кости Морозова сын пошел во второй класс, и он выдал несколько историй, происшедших с отпрыском, судя по рассказу, очень смышленым и подвижным мальчуганом. Больше всего хохотали над последним событием, когда жена вечером сообщила Косте, что его вызывают в школу.
- Зачем? - спросил Морозов, с трудом доплевшийся от ванной до постели после очередной крутой разборки с бандитами.
- Витька стекло опять разбил в школе.
- Черт возьми! - возмутился Костя. - Сколько же у них там стекол?!
Улыбнулся и Крутов, хотя знал, что история, рассказанная Морозовым, - всего лишь пересказ анекдота. Сын у Кости был вполне самостоятельным парнем, однако стекла в школе не бил.
Потом пришла пора прощаться, и полковник был страшно благодарен ребятам, по-мужски сдержанно и просто пожелавшим ему добрых встреч, показавшим всем своим видом, что они не вычеркивают его из списков друзей и не видят ничего печального в его судьбе, что они остаются рядом. Лишь Саша Зубко, встряхивая ладонь Крутова, по-особому глянул на него и сказал странную фразу, которую Егор потом вспоминал не раз:
- Когда вернешься, не спеши принимать судьбоносные решения. Сначала позвони мне, хорошо?
- Хорошо, - слабо улыбнулся Крутов, не спрашивая, почему балагур Сашка, с виду трепач и повеса, а в душе - философ и тонкий знаток эзотерических учений, считает, что его бывший командир вернется. Но чувствовалось, что Зуб (кличка прилипла к нему еще со школы) знает, о чем говорит. И вдруг Крутову показалось, что он стоит, связанный по рукам и ногам, на пороховой бочке, и уже кто-то черный, злобный и страшный, с провалом вместо лица, спешит поджечь фитиль...
БРЯНСКАЯ ГУБЕРНИЯ
КРУТОВ
Из Москвы Крутов выезжал с чувством неопределенного ожидания чего-то: все казалось, что ему позвонит кто-нибудь из руководства управления и прикажет прибыть на базу под Орехово для дальнейшего прохождения службы.
При подготовке машины, - у него был "рено-меган", - и посадке возникло ощущение, что он что-то забыл, хотя забывчивостью никогда не страдал. На всякий случай Крутов добросовестно перебрал в памяти все, что необходимо для дороги, проверил оружие: бетдаггер и бяньдао он положил в бардачок, пистолет ("штатный "макаров-М1" с лазерным указателем) под сидение - у него имелось разрешение на ношение личного оружия, как у офицера-оперативника ФСБ, и никто его конечно не забрал. После чего Крутов сел в машину и с некоторым сомнением в своей нормальности выехал со двора.
Лишь за кольцевой автодорогой он понял, что интуиция просто предсказывает ему скорое возвращение, хотя сам он возвращаться в столицу в ближайшие два-три месяца не собирался.
До Брянска он доехал за три с половиной часа, проходя подновленные участки шоссе со скоростью сто шестьдесят километров в час, послушно притормаживая в попадавшихся на пути селах и городках, и даже остановился на взмах жезла инспектора ГАИ в Малом Полпине, который, узрев удостоверение Крутова, от неожиданности взял под козырек. В Брянске Егор пообедал плотно, - шел уже пятый час дня, - и в начале шестого выбрался на Смоленскую дорогу, ведущую к районному центру Жуковка, откуда он мог добраться до родных Ковалей, располагавшихся от Жуковки в пятнадцати верстах.
Чувство, заставившее его остановиться возле одного из курганов недалеко от Сельцовского городища, - по преданию курганы на Брянщине были насыпаны еще во времена походов Батыя, - вряд ли мог объяснить сам Крутов.
Вопервых, вспомнился его странный сон с торчащими из земли руками мертвецов. Во-вторых, показалось, что старик, сидевший сбоку от дороги, рядом с обшарпанным "жигуленком" четвертой модели, плачет.
Крутов остановился, сдал назад, вышел из машины, приглядываясь к седому пожилому мужчине, вытиравшему ладонью лицо, и понял, что тот действительно плачет.
- Что случилось, отец? - подошел к нему Егор, только теперь заметив, что вокруг рассыпано зерно, раскиданы картофель и морковь, а колеса у "жигуленка" спущены.
- Варнаки ловитву <Варнак - беглый каторжник, бандит; ловитва - разбой, грабеж (ст. рус.)> устроили, - поднял морщинистое мокрое лицо дед, обнаруживая знание местного диалекта. - Подъехали на мотоциклах, попросили бензину, а потом вот... - дед беспомощно кивнул на свою самобеглую коляску, с виду такую же старую, как и он сам.
- Что, просто так, от нечего делать? - не поверил Крутов, уже понимая, что несчастный труженик села нарвался на банду местных хулиганов на мотоциклах. - Может, ты их чем-то обидел?
Дед махнул рукой, отворачиваясь, и в душе Егора ворохнулась тяжелая дубина гнева. Как сказал бы штатный психосоциолог конторы: несмотря на некое улучшение финансово-экономической ситуации в стране продолжается падение духовного потенциала, ухудшается морально-психологическое состояние общества. Выливалась же эта формулировка в конкретное проявление агресссии, в бессмысленные разбои, хулиганство и бандитизм, в зверские прорывы низменных инстинктов. И рождалась эта волна уже не по приказу свыше, а внутри народа, как результат общего падения закона нравственных колебаний. Крутову вспомнилось признание одного отечественного мыслителя, разработавшего теорию социальных катаклизмов: "Предвестниками событий 1917 года стали жестокие и бессмысленные погромы дворянских имений в России, бессмысленное уничтожение домов, парков, оранжерей, церквей, икон, библиотек, мебели, картин - всего того, что этим самым народом создавалось веками... Наш народ всегда сам уничтожал свое будущее, и то, что с ним потом произошло, он подготовил своими руками. Поэтому я не могу сострадать ему в должной мере". Крутов в принципе был согласен с мнением мыслителя, однако душа его еще не зачерствела до состояния хлебной корки и, не обливаясь слезами о судьбе народа в целом, он сочувствовал отдельным его представителям.
- Давай помогу, отец. Клей, резина есть?
- Да откуда им быть, мил человек? Я даже ноне без запасного колеса ездию, денег нема, штоб купить.
- Понятно. Сколько же тебе лет, если не секрет?
- Годков-то? Полдоста <Девяносто пять.> десятка, - вздохнул дед, поднимаясь. - Спасибо за добрые слова, мил человек. Дай Бог тебе здоровья. Почапаю пешком, свояк поможет.
- Давай я тебя хоть на машине подброшу, чай не спешу.
- Да я недалече тут живу, на Выселках.
- Все ж не ногами дорогу мерить. Садись, отец.
Крутов помог деду, которого звали Селиваном Федотовичем, собрать зерно, овощи, усадил его в машину, и они поехали обратно в сторону Брянска. Однако до поворота на Выселки не доехали. Буквально в трех километрах от того места, где на Селивана Федотыча напали хулиганы на мотоциклах, Крутов увидел бегущую к дороге по полю овса женщину в платке, за которой гнались два парня на мотоциклах. По тому, как напрягся дедок, Крутов понял, что парни ему знакомы.
- Они? Это они просили бензин?
- Они, башибузуки, еры проклятые! Старшой у них - совсем страшный человек, настоящий бардадым <Ера - лихой человек, забияка; бардадым - здоровенный верзила (ст. рус.)>, хучь и молодой.
Крутов нашел съезд с шоссе в небольшой овражек за обочиной и, выехав на поле, рванул машину к двум лихачам на ревущих мотоциклах, кружившим вокруг женщины, которая остановилась и застыла в позе отчаяния, прижав стиснутые кулачки к груди.
Маневр Крутова был так быстр и неожиданен, что мотохулиганы отреагировать на него не успели. Первого парня, в черной майке с черепом и черной повязкой через лоб, полковник сбил, догнав сзади, второго - заехав чуть ли не в лоб: тот рванул руль вправо и вывалился в метельчатые заросли овса.
Егор остановил машину, заглохли и мотоциклы, наступила тишина.
Женщина, оказавшись совсем не старой, чуть ли не ровесницей самого Крутова, стояла, округив глаза, и лишь по привычке поправила выбившиеся из-под платка светлые волосы.
Крутов вышел из машины, поглядел на бампер своего "рено" и, не заметив царапин и вмятин, удовлетворенно кивнул: взял он мотоциклистов "на абордаж" вполне квалифицированно. Подошел к женщине, отметив живую глубину ее прозрачных серых глаз, слегка поклонился.
- Извините, что я вмешался. Чего они от вас хотели?
- Не знаю, - прошептала женщина и вдруг глаза ее заполнились слезами.
- Я корову доила, а тут они налетели... молоко разлили... Пасену испугали... а остальные в деревне гулимонят <Гулимоны - забавы, гулянье, развлечения.>.
Крутов поднял голову, прислушиваясь. Из-за редкого сосняка в распадке, откуда выглядывали крыши домов близкой деревни, доносился треск и грохот мотоциклетных моторов и чьи-то веселые вопли. Банда байкеров "гулимонила".
- Ты че, псих! - пришел в себя мотоциклист в черной майке с черепом.
- Ты че сделал? Ты же мне аппарат угробил! Знаешь, че мы тебе сделаем?
- Яйца оторвем! - пообещал второй, вылезая из-под своего мотоцикла, рыжий, худой, небритый, в грязной рубахе, с пейджером на ремне. Вид у него был столь потешен, что Крутов невольно улыбнулся в душе, вспомнив услышанное: раньше говорили - чертте что и сбоку бантик, теперь это звучало иначе: чертте что и сбоку пейджер.
- Ну, фрайер, сам напросился! - "Черносотенец" с повязкой через лоб неожиданно ловко достал и крутанул нож-бабочку. - Или ты платишь за борзость, не поднимая кипежа, или я тебя щас порежу, кишки выпущу!
Крутов вздохнул и шагнул вперед.
Вряд ли мотоциклист успел сообразить, что произошло.
Нож вдруг вырвался у него из руки, в голове вспыхнуло пламя, ноги оторвались от земли, начался свободный полет "в невесомости"... который закончился в кустах метрах в четырех от мотоцикла. Второй байкер дожидаться своей очереди не стал, рванул к лесу, демонстрируя смекалку и приличную скорость. Крутов сел в машину, где его ждал обиженный байкерами дед, несколько оживший после показательного выступления полковника.
- Ну-к, ты и вяхи <Вяха - затрещина, удар.> раздаешь! - крякнул он. - Не дай Бог, окочурится сердешный!
- Выживет, - усмехнулся Крутов, высунул голову из окна, обращаясь к женщине. - Вас подвезти?
- Не надо, - опасливо отступила она, - сама доберусь. Спасибо вам.
Егор погнал машину по полю, пока не выехал на проселочную дорогу, ведущую к Выселкам. Через пять минут он был в деревне.
Выселки представляли собой одну длинную улицу, идущую вдоль оврага, с двумя десятками разнокалиберных домов, одним колодцем посредине и одним магазином под названием "Сельпо". В разгар лета здесь царили зной и пыль, и спасало от этого деревню только отсутствие постоянного потока автотранспорта и ухоженные сады. В настоящий же момент наводнившая деревню дивизия байкеров, - Крутов насчитал полтора десятка мотоциклов, три из которых носились из конца в конец деревни, - превратила улицу в реку пыли и грохота, от которого в панике разбегались куры, собаки и прочая домашняя живность, а люди глохли, как от стартующего авиалайнера.
Селиван Федотович приуныл, заерзал на сидении, с сомнением поглядывая на водителя. Вид его красноречиво говорил: лучше бы с ними не связываться!
Крутов похлопал его по плечу, остановил машину у колодца, поразмышлял несколько секунд - брать ли с собой оружие или нет, и решил не брать.
- Пошли, отец, - сказал он, - восстанавливать справедливость.
Главаря байкеров, действительно выглядевшего настоящим "бардадымом" - за два метра ростом, могучего телосложения, с громадным пузом, обладавшего бордового цвета круглой физиономией с глазками неопределенного цвета и носом-туфлей, Крутов обнаружил в саду, окружавшем один из опрятных домиков под черепичной крышей. Здесь же сгрудились устрашающего вида железные кони мотоциклистов, обвешанные кучей прибамбасов от дополнительных фонарей и стопсигналов до обтекателей и труб, антенн, счетчиков, эмблем, фигурок зверей и птиц. В окружении молодцов и молодиц в коже и черных майках бардадым лакомился клубникой, которую ему собирали подчиненные, вытаптывая при этом цветы, грядки с овощами и не обращая внимания на причитания хозяйки усадьбы, пожилой женщины с неизменным платком на голове. Она стояла у крыльца, то и дело вытирая слезы кончиками платка, но подойти к бесчинствующим гостям боялась.
Мимо пронесся орущий во всю глотку молодой человек на своем "харлее-дэвидсоне". Увидев идущих Крутова и Селивана Федотовича, он резко свернул к ним, желая видимо обдать пылью, заставить отскочить, и Егор, увернувшись, ударом ноги выбросил наездника из седла. Мотоциклист пролетел по воздуху несколько метров, врезался в деревянный штакетник, едва не сломав его, и затих на некоторое время. Его мотоцикл заглох, пропахал борозду в дороге и уткнулся в стоящие мотоциклы. Стало тихо. Лишь на другом конце деревни взревывали моторы: еще двое байкеров гонялись там за курами.
Команда вожака стаи, с хохотом кормившая своего повелителя, примолкла. Оглянулся и он, увешанный цепями и бляхами, не человек - киборг, монстр из американского "светлого" будущего. На вид ему можно было дать лет тридцать.
- Эй, морда, - окликнул вожака Крутов негромко, но так, что его услышали все. - Забирай свою кодлу и выметайся отсюда. И побыстрей, а то я рассержусь.
Гигант озабоченно моргнул, с недоумением посмотрел на своих притихших приятелей.
- Это он мне?!
Молодцы и девицы разом заржали.
Крутов подошел к стаду мотоциклов, определил машину главаря - самую мощную, крутую и навороченную, и одним ударом ребра ладони отбил металлический штырь с зеркалом.
- Я жду.
Смех стих. Молодые люди, озадаченные действиями незнакомого мужика в джинсах и футболке, высокого и жилистого, невозмутимого и спокойного, стали переглядываться, бросая взгляды на вожака, и тот, побагровев еще больше, рявкнул:
- А ну-ка, воины, откнокайте этого карася! Он мне аппарат убезобразил, падла!
Трое парней перескочили через забор, выдергивая из него штакетины, четвертый достал длинную металлическую цепь. Именно его и взял первым Крутов, не ожидавшего стремительного нападения, приготовившегося к потехе.
Парень улетел в заросли лопуха у колодца, а цепь, оказавшись в руках полковника, тут же нашла жертву: взвизгнув от боли, завертелся вьюном молодой человек слева с буйной порослью на голове, - прической назвать ее было трудно, - выронил штакетину и отскочил. Блокировав цепью удар палкой второго нападавшего, Егор перетянул через плечо и его, принудив спасаться бегством. Третий пытался оказать сопротивление и продержался три секунды, пока удар цепи не выбил у него из рук импровизированную дубинку. Затем цепь обвилась вокруг его шеи, последовал рывок, и низкорослый отрок с петушиным гребнем вместо волос кубарем покатился по земле.
- Хороший шнурок, - одобрительно собрал цепь в руке Крутов, - почти манрики-гусари. - Глянул на обалдело взиравшую на него компанию. - Ну так как, господа хулиганы, будем и дальше вести разговор в том же духе? Или вы добровольно оседлаете своих коней? Кстати, не забудьте заплатить этому пожилому человеку за ремонт его автомобиля. Вы прокололи ему колеса.
- Ах ты, гнида! - пришел в себя вожак стаи и попер из сада на улицу, проломив забор, как танк. На широком кожаном поясе его со множеством заклепок висело не меньше десятка цацок, в том числе яйцо тамагучи, и Крутов невольно покачал головой. Эти небольшие брелоки с экранчиком и тремя кнопками, в которых "жили" маленькие виртуальные зверушки, выпущенные в свет японской фирмой Bandai Co, уже давно стали модными во всем мире, в России же они только начинали завоевание рынка, и первыми обладателями игрушек стали почему-то люди с ущербной психикой, бандиты, террористы, бизнесмены. Не считая молодежи.
Вожак байкеров был почти на голову выше и вдвое шире Крутова, однако никакими видами борьбы никогда не занимался, привыкнув надеяться на свою природную силу. И удар он держал великолепно, как бык - щелчок пальцем по лбу. Во всяком случае первые два удара Крутова: кулаком в подбородок и ногой в живот, - он словно бы и не заметил. Не остановили его и удары ребром ладони по мощным ляжкообразным рукам и сбивающие круги ногой по лодыжкам. Он пер вперед и желал только одного - заключить Крутова в объятия, из которых тот вполне вероятно уже и не освободился бы живым.
Тогда Егор вошел в пустоту, и его боевые инстинкты вывели его на иной уровень боя, позволяющий не убивать противника.
Сначала он остановил напор гиганта толчком в грудь растопыренными пальцами руки, а затем сделал выпад "копытом лошади" - согнутыми костяшками пальцев в лоб противника. Хрюкнув, вожак байкеров пошатнулся и тяжело рухнул навзничь, едва не угодив на сруб колодца.
Сзади раздались аплодисменты. Ерутов оглянулся. К ним подходили трое парней в камуфляжных комбинезонах спецназа, двое - в вязаных масках, третий - с открытым, располагающим к себе, скуластым лицом, на котором выделялись желтые кошачьи глаза. Взгляд его был колюч и насмешлив, выдавая характер неукротимый и упрямый. Это был взгляд профессионала.
Возраст его вряд ли превышал двадцать восемь - тридцать лет. Именно этот парень и аплодировал Крутову.
- Мастерски деретесь, - сказал он, останавливаясь у ног лежащего гиганта, в то время как его спутники стали пинками сгонять байкеров в кучу. - Спасибо за помощь, вы по сути сделали нашу работу.
- Кто вы? - полбопытствовал Егор.
- Дорожные мстители. Слыхали, может быть? Идем по следу одной серьезной мотобанды, но это к сожалению не они. - Парень с презрением сплюнул на медленно приходящего в себя вожака байкеров. - Саранча! Хотя тоже, конечно, подонки изрядные. Петро, - повернул он голову к одному из своих спутников, - мотоциклы отволочь за околицу и в овраге сжечь, их хозяевам накостылять по шее и отпустить. С вожаком поговорить посерьезней, чтоб не вздумал потом снова собирать команду.
- Сделаем, - пообещал Петро.
- Круто вы с ними, - покачал головой Крутов.
- А иначе нельзя, задавят. Внушить им благие намерения невозможно, так пусть хотя бы боятся. А вы не простой гражданин. - Молодой человек с кошачьими глазами прошелся оценивающим взглядом по фигуре Крутова. - Оччень непростой, судя по владению приемами барса и дим-мака. Часом не из конторы будете?
Так мог выражаться только человек, сам имеющий отношение к конторе, то есть ФСБ или другой спецслужбе, и Крутов вдруг ответил откровенно, парень ему понравился:
- Уже нет. А вы случайно не оттуда?
- Тоже уже нет, - засмеялся молодой человек, сунул Егору сухую твердую ладонь. - Панкрат. - Снова засмеялся. - Это меня дед так назвал, не отец, крутой был мужик, царство ему небесное.
- Егор, - представился Крутов. - Бывший полковник-"ходок". Еду на родину, отсюда уже недалеко, в Жуковском районе есть деревенька Ковали. - Он оглянулся на Селивана Федотовича, о чем-то разговаривавшего с хозяйкой подвергшейся набегу усадьбы. - Хотел помочь деду, эти шакалы разбили ему машину.
- Ясно. За что тебя "ушли"?
- За неподчинение приказу.
- Надо же, - удивился Панкрат, - и меня тоже вышибли из службы за то же самое! Бывают в жизни совпадения. Тебе еще далеко ехать?
- Километров двадцать пять в общей сложности.
- Будь осторожен. В этих краях на дорогах разбойничает стая бандитов посерьезней этой вшивой команды. - Панкрат кивнул на потерявшую прежний блеск и азарт группу байкеров. - Оружие у тебя есть? Может, одолжить на всякий случай?
- Не надо, кое-что имеем. По вечерам я никуда ездить не собираюсь, а днем они вряд ли посмеют напасть.
- Ошибаешься, мой друг, действуют они нагло и откры-то, и раздевают в основном иномарки. К тому же у них в ГАИ есть свои люди, небось, уже дали ориентировку на твою машину: весьма заметный аппарат. В Брянске тебя останавливали гаишники?
- Дважды.
- Вот видишь. Ну, бывай. Может, заеду как-нибудь в гости. Как твоя деревня, говоришь, называется?
- Ковали.
Панкрат хлопнул ладонью по подставленной ладони Крутова и направился вслед за своими спецназовцами, конвоирующими притихших, плохо соображающих, что происходит, любителей вольной жизни и рева мотоциклетных моторов. Из подъехавшего мощного джипа высадились еще трое парней в камуфляже и принялись подцеплять мотоциклы к заднему форкопфу. Восемь мотоциклов они поставили на колеса боками вместе, образовав две платформы, остальные положили сверху. Уехали. В деревне стало так тихо, будто ее внезапно накрыло ватное покрывало. Дед Селиван Федотович, вытянув шею, и хозяйка дома с разоренным огородом, приставив козырьком руку ко лбу, смотрели вслед исчезнувшим "мстителям", прислушивались к тишине и молчали, потрясенные развязкой драмы. Потом в некоторых домах деревни стали робко открываться двери, появились первые жители, прятавшиеся до этих пор по домам. Где-то закричал петух, ему откликнулся второй, третий. Жизнь продолжалась, жизнь села российской глубинки, неторопливая и спокойная, не приемлющая шума и космических скоростей, отвергающая суетливость и нервозность, жестокость и страх.
- Ах, черт! - спохватился Крутов, вспомнив, что хотел отобрать у мотохулиганов средства на ремонт автомобиля Селивана Федотовича. Но тот, поняв, о чем идет речь, замахал руками и перекрестился:
- Упаси меня Господь брать у этих варнаков мзду, чай, не скудаюсь <Скудаться - нуждаться, испытывать недостаток в чем-либо.>, сам управлюсь с ремонтом. А тебе, паря, спасибо за помощь, очень нам понравилось, как ты прилобанил этого пузатого бардадыма. Может, в гости зайдешь? Моя хата скраю, старуха стол накроет.
- Благодарю за предложение, отец, но пора и мне ехать домой. Желаю здоровья всем.
Крутов сел в машину и выехал из деревни. Из оврага справа поднимались в небо клубы дыма, там горели мотоциклы байкеров, но Егор не стал останавливаться. К этому моторизованному племени пофигистов он жалости не испытывал.
ДЕРЕВНЯ КОВАЛИ
КРУТОВ
Шел седьмой час вечера, когда Крутов свернул со Смоленской трассы, проехал Летошники, Гостиловку, пересек железнодорожные пути и остановил машину на площади у Жуковского вокзала. Не потому, что захотел полюбоваться архитектурными красотами райцентра, а потому, что ему пришлось остановиться: Жуковка встретила его странной молчаливой демонстрацией, в которой участвовало по меньшей мере пятьсот человек.
Процессия, ведомая седым мужчиной с траурным крепом на рукаве пиджака, медленно двигалась по дороге, собирая любопытных ребятишек и женщин. Пара милиционеров наблюдала за ней издали, но регулировать движение не пыталась. На лицах молодых ребят было написано молчаливое сочувствие и понимание.
Крутов выбрался из кабины, подошел к негустой толпе у вокзала, наблюдавшей за процессией, и тихо обратился к пожилой женщине со скорбными глазами:
- Что случилось, мать? Что за шествие?
Женщина не ответила, словно не услышала вопроса, зато ее соседка, старуха лет семидесяти, осенявшая себя торопливыми крестами, обернулась к майору:
- Второй раз идут, мил человек. Первый в мае прошли, когда девочку-восьмиклассницу подружки убили.
- Так это похороны?
- Какие похороны - "черный марш", как говорят, против... этой... разгульности... преступленности...
- Разгула преступности? - догадался Крутов.
- Ее, ее, - закивала старуха, снова начиная креститься.
Крутов продолжил расспросы и в результате узнал, что причиной марша стало убийство девятнадцатилетнего парня, приехавшего к родителям после окончания первого курса Брянского машиностроительного института.
Евгений Сергачев отмечал с друзьями успешную сдачу сессии возле Жуковского дома отдыха, на берегу Десны, когда к ним подошли четверо накачанных парней с бейсбольными битами. Завязалась ссора, драка.
"Спортсмены" похитили Сергачева и увезли с собой. Мучили, истязали его пять дней, пока не забили до смерти. Ни за что, из спортивного интереса.
Труп аккуратно закопали.
Убийц удалось поймать: четверых молодых парней, неплохих кстати спортсменовфутболистов, в возрасте от восемнадцати до двадцати лет, и молодую женщину, оказавшуюся вожаком банды. В свои двадцать два года она была матерью троих детей и оказалась жестокой садисткой, по сути добившей Сергачева. Как потом показало следствие, на счету банды числилось еще два убийства и разбойные нападения на отдыхавших ветеранов в домах отдыха Брянской области.
Процессия свернула к центральному проспекту Жуковки, собираясь провести митинг у здания местного отделения внутренних дел. Крутов задумчиво глядел ей вслед и душу раздирали противоречивые чувства. С одной стороны он был рад возвращению, с другой - огорчен и расстроен таким совпадением, встречей с траурной процессией, с третьей - вдруг понял, что возвращается вовсе не домой, не в страну детства, а в другую страну, совершенно не похожую на прекрасные картины детства, живущие в памяти.
Семнадцать лет назад, когда он уезжал из Ковалей и из Жуковки, людей ради спортивного интереса не убивали.
Так с растрепанными чувствами, удивляясь своей сентиментальности, Крутов и выехал из райцентра, решив не заезжать к дядьке Ивану, который жил недалеко от железной дороги. Остро захотелось поскорей увидеть родные места, вдохнуть полузабытый запах родины и вспомнить молодость, что тоже в общем-то не было свойственно полковнику безопасности в расцвете сил, обладающему трезвым взглядом на жизнь и накопившему кое-какой жизненный опыт.
Пятнадцать километров от Жуковки до Фошни Крутов преодолел за двадцать минут, а вот оставшиеся три до Ковалей ехал со щемящим чувством узнавания и ожидания. Знаком был каждый куст, каждое дерево, каждый поворот дороги. За мостом через Березну он и вовсе остановился, разглядывая уходящее вправо болотце, где он когда-то собирал малину. В памяти всплыли строки Некрасова:
И вот они опять, знакомые места,
Где жизнь отцов моих, бесплодна и пуста,
Текла среди пиров, бессмысленного чванства,
Разврата грязного и мелкого тиранства...
